Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

– О! А я думал ты открываешь, чтобы просто проветрить тут, – сказал Владимир.

Наводничий влез на подоконник и тоже спрыгнул на настил. Осташов, не задавая вопросов, последовал за друзьями.

Втроем стали подниматься по металлическим лестницам лесов. Третий от окна ярус был самым верхним. По этой верхней палубе они направились к единственному куполу храма. Только сейчас Осташов обратил внимание на ржавый крест, который не возвышался над куполом, как полагается, а свисал вниз, едва держась на какой-то последней связи. Да и сам купол оказался нецелым. Когда подошли к нему вплотную, Наводничий приостановил следовавшего за ним Хлобыстина:

– Гришань, пропусти-ка Вову.

Владимир приблизился к куполу.

– Смотри, Вовец, какую мы тут огневую точку оборудовали, – сказал Григорий.

Владимир увидел большое отверстие в боку купола, а затем, заглянув в это дупло, обнаружил внутри фотоаппарат, который успел положить туда Василий. С противоположной стороны купола был второй пролом. Пробоины были соединены между собой мостиком из обрезка толстенной доски, на которой лежал обыкновенный кирпич. Вот на нем-то, на кирпиче, и базировался фотоаппарат, нацеленный объективом на стоящий напротив дом. Кирпич, как сообразил Осташов, понадобился в качестве подставки, чтобы стеклянное око фотоаппарата было четко направлено в нужную точку.

– Камера механическая – не замерзает, – сказал Наводничий Владимиру тоном экскурсовода в музее. – И здесь она, как в палатке, снег не попадает. Ну, теперь понял всю глубину нашего разума? – Наводничий просунул руку к объективу и снял с него крышку. – Давай, загляни в видоискатель.

Осташов прильнул к фотоаппарату и увидел в кадре темное окно. Объектив обладал большой увеличительной силой, и окно было таким близким, будто Владимир сидел напротив него на дереве – буквально в паре метров.

– Вы специально купол пробили, чтоб аппарат туда сунуть? – спросил Осташов. – Клево придумали.

– Да нет, тут дырки уже были, – сказал Хлобыстин. – Ну, мы так, чуток еще жесть отогнули и расширили.

– Супер! Ну вы даете, – сказал Владимир и, повернувшись к друзьям, с восхищением посмотрел на них.

– Да, вот такие мы шпионы, – сказал Хлобыстин, – ГРУ Минобороны без нас много теряет.

– А там, внизу, что? – спросил Владимир, сунув голову в пролом и посмотрев в колодец башенки, на которой покоился купол. – Темно. Сквозная дыра в этот их зал, где мультики рисуют? Что-то я, когда в студии был, ничего такого на потолке не заметил.

– По-моему, была раньше сквозная, – ответил Хлобыстин. – Но они там, – Григорий показал вниз, – заделали не знаю чем, под побелкой не видно. Если б дырка была, ты прикинь, как бы сейчас тепло вытягивало! Как в русской печке с открытой трубой – не натопишься.

Хлобыстин, похоже, готов был сколь угодно долго обсуждать любые детали, связанные с наблюдательным пунктом. Василий тоже лучился гордостью и благодушием. Ситуация как бы требовала от Осташова, чтобы он спросил еще что-нибудь, но он не знал что: все было ясно.

– Ну вот так, Вованище, – сказал после паузы Наводничий. – В общем, ты на новенького – заступай на дежурство. Минут на двадцать – полчаса. Дальше – следующий.

– Можно и по часу, – предложил Осташов, – сегодня вон оттепель, не холодно.

– Смысла нет, – сказал Хлобыстин. – Они всего-то там торчат где-то до полдвенадцатого, может, до двенадцати, а потом сваливают. По разу по полчаса каждый подежурит – и хватит, больше не надо.

– Вась, а где тут на спуск нажимать? – спросил Владимир и снова посмотрел в видоискатель и тут же воскликнул:

– О, Вась, у них там свет зажегся! И окно не зашторено!

Наводничий среагировал мгновенно – сунул руку над головой Осташова в пролом купола и на ощупь нашел пальцем спусковую кнопку затвора.

– Иди на мое место, – сказал Владимир, собираясь сделать шаг назад, но Василий его остановил:

– Не шевелись, блин, смотри в камеру! – скомандовал он. – Как появятся оба в комнате, скажешь. Это может быть одна секунда, нет времени меняться местами. Мне за куполом ни черта не видно, ты будешь смотреть, а я нажму.

– Вот Махрепяку вижу. Он пока один, – сказал Осташов.

– Я тоже его засек, – сказал Григорий, который и невооруженным глазом видел, что происходит в освещенной комнате Ивана Кукина.

– Вот сука! – прокомментировал он наблюдаемое через несколько секунд.

– Ты про кого? – спросил Наводничий.

– Задернул шторы! – сказал Владимир.

– Ничего, – сказал Хлобыстин. – Он всегда так делает.

– Да? Ну тогда мы его до второго пришествия не поймаем, – сказал Владимир.

– Что предлагаешь? – спросил Наводничий тоном, который означал, что ничего лучшего предложить невозможно.

– А «мерседес», между прочим, Махрепякин не подъезжал, – сказал Осташов. – Откуда они взялись?

– А в этот дворик два въезда, – ответил Василий. – Один вон там, за углом, со стороны Трехсвятительского, отсюда не видать.

– Ладно, идите, я побуду, – сказал Владимир.

Наводничий отстранил его от фотоаппарата и надел на объектив крышечку.

– Ты вот на ведре рядом с куполом просто сиди и смотри, – сказал он, пододвигая ногой стоявшее в стороне заляпанное, с мятыми боками ведро накрытое картонкой. – Если в квартире занавес откроется, тогда уж ныряй в купол и снимай. А просто так держать объектив открытым не надо, запылится.

– Не ссы, Вовец, – сказал Григорий, – мы их щелкнем, вот увидишь.

– Я тоже так думаю, – согласился Наводничий. – Все когда-нибудь киксуют, и Махрепяка киксанёт. Ну, Гриша, пошли, доиграем партию, сейчас я тебя сделаю лузером, ха-ха, от слова «луза».

– Да конечно! У тебя кий еще для этого не вырос.

– Не нравится быть лузером, будешь аутсайдером, От слов «аут» (вне) и «сайд» (сторона), короче, будешь это… человек за бортом. Аутсайдер – это человек за бортом, которому никто не бросает спасательный круг. Потому что круг жалко. Аутсайдер все равно утонет и круг умудрится с собой на дно утащить.

Они направились по настилу к лестнице, а Осташов уселся на перевернутое ведро и закурил.

– Насчет бортов и забортов уж кто бы трындел! – парировал выпад Василия Григорий. – У тебя за эту партию уже два раза шар со стола вылетал. Это тебе фамилию надо переделать, вместо «Наводничий» – «Аутсайдер». Таки да, пожалуйте за бортешник, господин Аутсайдэр!

– Нет уж, за борт только после вас, уважаемый, – говорил Василий, уже находясь на каком-то из нижних ярусов строительных лесов. – Это вы самый настоящий, самый лузерный аутсайдер. И самый аутсайдерный лузер.

Глядя вслед друзьям, Владимир подумал, что еще неизвестно, что больше увлекает их в этой церкви-студии: бильярд или охота на Махрепяку. Во всяком случае, сам Осташов, когда его сменил на посту Хлобыстин, сразился с Василием в удовольствие, хотя и проиграл партию.

Затем дежурить наверх отправился Наводничий, и Владимир с таким же самозабвением сыграл с Григорием. А затем Василий вернулся с фотоаппаратом (потому что Кукин с любовницей уехал), и друзья втроем бились в бильярд по очереди до шести утра.

Бильярд – это, прежде всего, хорошая компания. Владимиру эта компания нравилась. И плевать ему было на то, что Ивана Кукина с любовницей сфотографировать в тот вечер так и не удалось.

Единственное, что подпортило Владимиру впечатление от ночи, это унылое гудение самолета в небе, которое он услышал утром, уже возвращаясь домой. Под это тягостное гудение в его сознании снова возникла картинка под условным названием «Красково», где на бетонной платформе на фоне зеленого леса и синей реки то стояла в своем легком сарафане Русанова, то исчезала.

Глава 25. Туш!

Военная ушанка без кокарды, лоснящаяся во многих местах телогрейка, джинсы, заправленные в зимние сапоги, поверх которых – обрезанные по щиколотку валенки (нечто вроде теплых галош), – в таком виде Осташов стоял на припорошенном снегом краю бетонной платформы. Над платформой, во всю ее длину, нависал мощный козырек, тоже бетонный, с редкими, но яркими лампами, свет которых выхватывал из окружающего ночного мрака бриллиантовую игру снежинок, медленно планирующих и падающих за платформу, туда вниз, где блистали рельсы, по которым приближался товарный вагон. Когда вагон поравнялся с Владимиром, за ним показался второй вагон и далее – толкающий их электровоз.

Платформа и козырек являлись составными частями (вставными челюстями) четырехэтажного здания, фасадную стену которого венчала скверно подсвеченная простыми лампами вывеска «Хладокомбинат».

Слева до Владимира донеслось нарастающее жужжание и погромыхивание – из недр здания, из широкого проема с раскрытыми настежь воротами на платформу выехал электрокар под водительством молодого мужчины внушительной комплекции. На железные бивни электрокара был насажен пустой деревянный поддон-ящик с довольно высокими бортами. Длинный ряд таких же пустых ящиков тянулся вдоль стены, беря начало от ворот и теряясь во мраке в неосвещенном конце платформы.